Прежде от просмотра видеокадров из далеких стран возникало стойкое ощущение, что все там иначе: и люди, и мысли, и впечатления. Ты спохватывался и начинал вращать спираль рефлексии внутри себя. Это ведь ложь, психологическая иллюзия, соблазн ленивой души — надеяться, что от перемены места произойдет перемена тебя. Везде примерно одно и тоже, думал я. Антураж другой, говорят другими словами, Богу молятся иначе. Личины греха различны, и образ мечты разнится. Но в общем все то же. Более или менее.
И это верно. Но и первое ощущение тогда перед экраном не обмануло. Впервые я на другом конце земли, в Никарагуа, и здешний воздух действительно иной. Ярче, легче! Как здесь танцуют сальсу! Самозабвено, безумным вихрем тел, улыбок, — прекрасная в своей подлинности беседа мужчины и женщины, где каждый слышит каждого с полужеста, с полувзгляда, с полутакта. Впервые увидел океан. Могучий, властный. Совершенно детский восторг — крутиться в набегающей волне. Понял радость и страсть серфинга. Купался в озере, где водится единственная в мире пресноводная акула. Впервые поднялся на действующий вулкан. Гора, ощутимо дышащая жаром сквозь ожерелье ходов от магмы в земле. От видов замирает сердце, и с этим воздухом, с этим светом входит в кровь ясное ощущение единственности, мимолетности и бесконечной красоты мгновения.
Совсем другой мир. Кружение бытия: вот распахиваются двери католического собора, выходят люди после мессы, десять шагов — гитары мариачи, столики кафе и ресторанов, удивительные, почти римские дворы с лианами и басейнами. Еще десять шагов — дома. Вместо дверей — широкие, высокие проходы. По улицам Гранады, старого колониального города, можно идти в вечерние часы и в каждом доме видеть семейный ужин, беседу молодой пары, игру детей. И каждый дом тебя приглашает быть причастным течению жизни.
Национальное слово — mañana. От водителей до министров — никто не спешит, не гонится за минутами. Время проходит в ожидании. Потому что маньяна. Совсем необязательное завтра. Такое завтра, которое говорит тебе: остановись, почувствуй здесь и сейчас. Не нужно суеты. Все успеется. А что не успеется, так ли оно необходимо?
Вновь нахлынул кошмар татарской пустыни, жизни, проведенной в ожидании. Страшно не успеть, конечно. Уезжал из Петербурга с ощущением черезвычайно ускорившегося времени. Давно ли мне было 19ть? И я ведь был чем-то очень занят все эти годы. Что осталось? Будет ли чем оправдаться на Страшном суде, если я умру прямо сегодня, завтра? А умирать придеться, обязательно придеться.
Комичная ностальгия. Гулял перед отлетом по Богословке: прекрасный, старорусский собор деревянный, вокруг рощи, березы, осины. Тропинка, дождь, рука подруги. И мысль: ведь нет в Никарагуа ни берез, ни старорусских храмов. Вспомнил русских эмигрантов, что в течение десятилетий писали о притягательности русского пейзажа, но из Парижа не двигались. Хотя вот казалось бы.
Все не успеть, конечно. И все не нужно. Нужно — только важное. И самое то трудное понять, что именно важно. Всем сердцем, всем существом прочувствовать и не дать себе дальше этого забыть, отодвинуть, устрашиться. И в путешествие имеет смысл отправляться только за этой кристальной ясностью, освобожденной от тины привычек, “необходимости”, фантомных бегов — смертного ложа бездвижной души.
